Инцидент, произошедший 25 ноября в Азовском море, стал толчком к появлению множества комментариев и публичных заявлений о том, что может начаться новая фаза вооруженного конфликта между Украиной и Россией. Также эти события послужили украинскому президенту предлогом для введения в десяти восточных областях страны военного положения (без мобилизации резервистов), которое будет действовать один месяц. Бывшие и действующие украинские официальные лица не смогли воздержаться от воззваний к Западу с просьбой о помощи и пространных размышлений о долгосрочных планах Кремля, включающих в себя, как они полагают, не только захват Украины, но и марш на Запад, то есть аннексию стран Балтии или даже нападение на Польшу. Нагнетание военной истерии в контексте неуклонно приближающихся выборов (они должны состояться 31 марта 2019 года) и вопросов, возникающих по поводу уровня общественной поддержки Порошенко, несомненно, выгодно украинскому президентскому лагерю.

Раздувание темы российской угрозы вписывается в стратегию избирательной компании правящей команды, которая не хочет, чтобы украинцы задумывались о смене президента. Если Порошенко сохранит власть, комментаторы наверняка начнут анализировать, какую роль в его успехе сыграло запугивание российским нападением. Чем все закончится, мы скоро узнаем, однако, нельзя не отметить, что украинский правящий лагерь разыграл тему инцидента в Керченском проливе так, чтобы повысить свои шансы на победу.

Российская трактовка событий в Азовском море, гласящая, что они были украинской провокацией, заставляет задуматься, почему Россия так легко на нее поддалась, тем более что именно российская сторона пострадала от этого инцидента сильнее всего. Практически единодушная реакция руководства западных стран и западных СМИ, осудивших Москву и возложивших на нее ответственность за произошедшее, остудила запал оживившихся в последнее время пророссийских групп интересов на Западе, которые выдвигали тезис о назревшей необходимости нормализовать отношения с Кремлем.

Следует отметить, что выигравшей на инциденте стороной оказалась не только Украина, но и Польша, так что в контексте узких интересов нашей страны жаловаться нам не на что. Европейский союз недавно без осложнений продлил еще на полгода действие санкций против России, хотя группе пророссийских государств (Италии, Венгрии, Греции и Кипру, которых негласно поддерживали Германия и Франция) удалось заблокировать дискуссию на тему возможного расширения списка ограничительных мер. Кроме того, некоторые западные политики и представители влиятельных СМИ (в том числе немецких) позволили себе выступить с критикой проекта строительства второй нитки газопровода «Северный поток», а Европейский парламент в докладе на тему выполнения Соглашения об ассоциации Украина — ЕС учел поправку представительницы партии «Право и справедливость» (PiS) Анны Фотыги (Anna Fotyga), в которой российской инвестиции дается негативная оценка.

Разумеется, эти символические жесты не смогут заблокировать строительство газопровода, поскольку гарантом успешного завершения работ, то есть начала эксплуатации, выступают слишком серьезные силы. Тем не менее атмосфера вокруг проекта сгустилась, а те, кто продолжает выступать против него, выглядят уже не такими «фанатиками», какими они казались раньше. Если Кремль и извлек какую-то выгоду из керченского инцидента, то лишь такую, что ему удалось напугать собственное общество антироссийским настроем Запада, надеясь тем самым ослабить протестные настроения, которые усиливаются из-за снижения уровня жизни в России. Современные отношения между Москвой и (Западной) Европой напоминают соревнование, в котором каждый участник ждет, когда противник ослабеет и пойдет на уступки противоположной стороне.

Еще несколько лет назад ситуация выглядела совершенно иначе, и казалось, что ничто не помешает претворению в жизнь идеи, которую продвигали Франция и Германия, стремившиеся наладить с Москвой тесные экономические и политические контакты. Первые предполагали покупку российского газа в обмен на европейские инвестиции и современные технологии, а вторые были призваны радикальным образом ограничить американские влияния в регионе. Немецко-французский тандем считался локомотивом трансформации Евросоюза, благодаря которому Европа должна была продвинуться вперед на пути превращения в организм, обслуживающий главным образом интересы элит из Франции и Германии. Такая перспектива соответствовала настроениям руководителей крупных промышленных предприятий этих стран, а также европейских технократов и левых интеллектуалов, мечтавших и продолжающих мечтать о преображении ЕС в подчиняющееся им наднациональное постсовременное сверхгосударство, европейский режим под названием «либеральная демократия» (которая не имеет ничего общего с демократией, не снабженной упомянутым прилагательным). Россия, в свою очередь, должна была стать огромной сырьевой базой, поставляющей относительно дешевую и чистую энергию для этого предприятия.

Попытки совместить идеалы с жизнью привели, однако, к серьезным кризисам, ослабившим прежние тенденции. Миграционный кризис, спровоцированный политикой «открытых дверей», серьезно пошатнул позицию одного из столпов всей системы — Ангелы Меркель, которая после серии унизительных поражений на выборах решила заявить, что эпоха ее правления подошла к концу (хотя произойдет это не сразу). Во Франции стремление претворить в жизнь идеалы «либеральной демократии» привело к социальным протестам, перебившим хребет президентства Эммануэля Макрона. После беспорядков во французских городах «макронизм» утратил статус привлекательного проекта, который можно представить в качестве программы для Европы, а сам президент Франции лишился шансов стать лидером ЕС. Так что всерьез пошатнулся и второй столп формировавшейся системы.

Сейчас мы видим, что оба эти столпа пошли трещинами, и ни Макрон, ни Меркель не смогут играть руководящую роль. Если «кризис лидерства» в Германии благодаря местной политической культуре, свойствам национального характера и системе сдержек и противовесов выглядит относительно контролируемым, то во Франции он принял (также в соответствии с местными национальными традициями) более острую форму. Будущее Западной Европы остается туманным, поскольку стало отчетливо видно, что идея замены национальных государств одним наднациональным постсовременным образованием, находящимся под контролем технократов и крупного бизнеса, не снискала поддержки граждан, которые привыкли к опеке своих собственных стран. Форсированное претворение этого проекта в жизнь оказалось таким образом под вопросом.

Туманным выглядит и будущее России. Попытка военными методами помешать Украине освободиться от российского влияния привела к обострению отношений с Западом и введению санкций, которые осложнили функционирование российской экономики, из-за чего уровень жизни простых россиян начал медленно, но неуклонно снижаться. Пока они не видят особых шансов на то, чтобы изменить ситуацию: построенный в России автократический режим не способствует вспышке масштабных социальных протестов. Эта общественная энергия, однако, накапливается и рано или поздно, если все останется по-прежнему, она найдет выход. Как сменится режим в России, пока сказать сложно, но тем или иным образом это когда-нибудь произойдет.

Сейчас Москва старается дестабилизировать западные государства, надеясь на то, что крайние движения (на Западе их называют «популистскими»), которым она давно оказывает поддержку, станут относиться к ней еще более благосклонно, если получат больше власти (примером такого процесса служит Италия). Важным фактором будет время. Удастся ли России оказать такое сильное воздействие на европейские дела, чтобы склонить руководство стран ЕС смягчить или отменить санкции и нормализовать взаимные отношения раньше, чем некоторые россияне придут к выводу, что они не хотят больше жить под руководством путинской команды, и решат ее каким-то образом сменить? Или раньше в России произойдет смена режима, а новые российские власти инициируют политику перезагрузки в отношениях с Западом? Ответы на эти вопросы принесет будущее, интересно только, насколько отдаленное.